Я сделала это)
Сквозь полутьму, застилающую глаза, и невероятные вспышки рейацу он словно бы чувствовал, что сейчас происходит над куполом, в мрачной подлунной вышине. Казалось, он был там же и смотрел, смотрел, смотрел… На невозможную картину- побежденного, лежащего на спине, переставшего бороться Кватру. На его голову, придавленную тонкой ступней с когтями. На расцветающую в непосредственной близости от лица Улькиорры вспышку серо. А затем- жар, яркий свет и дикое отчаяние. Почти физическая боль от ощущения потери…
Гриммджо резко садится на кровати, тяжело дыша и широко раскрыв глаза от вновь пережитого шока. Каждый год, с той битвы, в один и тот же день- вернее, ночь- его выбрасывает из сна от одинакового кошмара. И, пусть даже не видев всего, тогда произошедшего, собственными глазами... Ему хватает своих чувств и чужого рассказа.
Теперь помочь стряхнуть это черное наваждение может только одно. Нервно пригладив встопорщенные волосы и тихо матюгнувшись, Джаггерджек пружинисто соскакивает с разворошенной постели, одевает хакама и выходит из комнаты. Ноги привычно несут его к цели. Пальцы с легкостью поворачивают ручку и бесшумно отворяют дверь. Луна, заглянувшая сквозь тонкие решеточные прутья окна, мягко освещает знакомое до последнего изгиба тело, скользит по острому профилю.
Секста в несколько шагов оказывается около спящего и, с совершенно несвойственной ему обычно осторожностью, присаживается на край кровати, вглядываясь в бледное лицо, перечеркнутое двумя полосами, кажущимися при таком освещении почти черными..
Долго оставаться незамеченным не выходит- Улькиорра приподнимает веки, блеснув изумрудной зеленью, и останавливает взгляд на Гриммджо. На дне глаз Кватры плещется молчаливое разрешение. Ему ведь необходимо то же самое.
И Джаггерджек не ждет. Рывком притянув к себе хрупкое тело, он прикусывает выступающие ключицы, резко сжимает пальцы на белых бедрах и, опрокидывая Улькиорру обратно на кровать, нависает над ним. Жадные руки сильно сдавливают все, до чего дотрагиваются, губы впиваются в чуть приоткрытый рот Кватры- дерзко, отчаянно.
И это удивительно естественно. Сейчас все может быть только так: по максимуму, до боли, чтобы не было никаких сомнений- они есть, оба, рядом, ощущая друг-друга каждым миллиметром обнаженной кожи, кончиками пальцев, касаниями тел.
Хакама летят куда-то на пол. Неважно. Тратить время на подготовку? Ненужно.
Все, что имеет значение- горячая кожа да сдавленный стон, аккомпанементом вторящий тихому рычанию. И движение- почти синхронное, немного болезненное, но оттого лишь более настоящее.
Ведь то, что нужно этим двоим- доказать друг другу, что они живы.